Родилась я в октябре 1935 года в городе Сызрани в семье рабочего. Одно из самых ярких воспоминаний детства было то, что нянечка в детском садике пугала нас живущим на высоком дубе духом «Синей бороды». Я очень боялась, но страх моментально исчезал, когда за мною приходил папа, брал на руки, такие большие и сильные, чтобы защитить от всех бед на свете.
Но есть на свете беды, от которых не может защитить даже самая сильная родительская любовь…
В июне 1941 года мама с двумя маленькими детьми поехала навестить родную сестру в город Слоним Гродненской области, что в Белоруссии. Через два дня после нашего приезда началась война. Так закончилось мое детство. Обратной дороги уже не было. Город захватили фашисты. Началась оккупация.
Детская память, словно повинуясь мудрому инстинкту выживания, сохранила лишь немногие картины той ужасной войны. Хорошо помню, как во время бомбежки я в ужасе прятала голову и неистово повторяла слова молитвы «Отче наш», бессознательно прося защиты. Наш дом чудом уцелел.
В 1942 году фашисты эшелонами, в вагонах для скота, погнали наших людей на принудительные работы в Германию, а попросту говоря, в рабство. Забрали и маму, и меня с сестрой. По дороге эшелон бомбили. Женщины и дети выбегали из вагонов в поле. Но негде было спрятаться от пуль и снарядов. Люди, как загнанные звери, метались по полю в свете вражеских прожекторов. А после бомбежки под безумные вопли матерей, потерявших своих детей, под лай немецких овчарок и автоматные очереди невольники возвращались в вагоны, как в клетки. Убитые и раненые оставались лежать в поле. А нас везли все дальше на Запад.
В Германии мы были в концлагерях в районе Карслруэ-Людвигехафен. Потом нас перевозили сначала в лагерь для восточных рабочих в городе Лянскрем, а затем в город Венгерер на востоке Германии, около чехословацкой границы.
Жили мы в бараках, за тремя рядами колючей проволоки, под надзором злых собак и конвоиров. Взрослых, с деревянными колодками на ногах, гоняли строем на тяжелые работы. Детей держали отдельно и заставляли работать в лагере. За малейшую провинность полицаи били автоматом по голове и ради забавы натравливали на нас собак. Я не помню лица своей матери тех лет, перед глазами только уходящая полосатая колонна с большими номерами на спинах и стук деревянных колодок.
В мае 1945 года нас освободили советские войска. Мы вернулись в Слоним, но там у нас не осталось ни жилья, ни родных – всё и все потерялись в тяжелую годину.
Мой отец Белов Петр Ильич с первых дней войны и до Победы сражался в отряде конной разведки. Был коммунистом. Но, когда узнали, что его брат попал в плен, из партии его исключили. После войны он не знал, где его семья и живы ли мы. Но через всесоюзный розыск он отыскал нас и привез домой. Так как в Сызрани наш дом был занят, то обосновались мы в Кашпир-Руднике на квартире у тетки.
Мою маму Белову Валентину Павловну регулярно вызывали на допросы в КГБ. Но нет худа без добра. В последствии только на основании протоколов этих допросов мне выдали справку, подтверждающую мое пребывание в концлагере, так как малолетних узников нигде не регистрировали, и нас как бы и не было ни во время войны, ни долгие 50 лет после.
В школу я пошла с десяти лет сразу в третий класс.
Но и в мирное время страх не отпускал нас. Вопреки нормам международного права, нас не признали узниками фашистских концлагерей. Мало того, что нас всячески преследовали, мы просто боялись говорить, где были во время войны, боялись заполнять анкеты. Нас считали предателями. Тяжелым грузом легла на детские души несуществующая вина.
Этот неестественный образ жизни отразился и на психике, и без того уже сильно расшатанной нечеловеческими испытаниями. Я росла замкнутым, угрюмым и очень больным ребенком. Мучилась я от малокровия, жестокого ревматизма, по всему телу гноились долго незаживающие нарывы. Тем не менее, в 1952 году я успешно окончила 10 классов и поступила в Ленинградский Ордена Трудового Красного знамени Технологический институт им. Ленсовета. Все годы учебы я жила в страхе, что меня выгонят из института за то, что в шестилетнем возрасте попала в фашистскую неволю и что имела родственников, живущих за границей. Но слава Богу, этого не случилось.
В 1958 году по направлению я приехала в Новокуйбышевск, где работала в филиале Гипрокаучук в отделе КиА. В 1964 году меня перевели в Казанский сектор. Вышла замуж, родился первый сын. В 1969 году снова приехала в Новокуйбышевск, работала старшим инженером в отделе КиА.
В 1974 году в поисках лучшей жизни и чистого воздуха мы с семьей переехали в город Фрунзе, где у меня родился второй сын. Но хорошо только там, где нас нет. И в 1985 году, после начала «перестройки», я с двумя сыновьями вернулась в Новокуйбышевск, где меня никто не ждал. С большим трудом устроилась на работу на НХК, в цех КиП, откуда в 1993 году вышла на пенсию.
Во Всероссийском СБМУ состою с 1990 года и работаю в Новокуйбышевском его отделении на общественных добровольных началах.
На жизнь я не жалуюсь, а живу, радуюсь и благодарю судьбу за то, что хранила меня в дни тяжелых испытаний и что от жизненных невзгод не очерствела и не озлобилась душа моя.